В моём Списке того, что я бы хотела сделать в течении жизни никогда не было этого пункта. Однако, теперь я могу его туда вписать и вычеркнуть. Я играла в кино. А точнее, играла в кино на рояле. Целых четыре дня и одну ночь я жила в незнакомом и захватывающем мире.
Съёмки проходили по 14-15 часов в день, я уходила из дома на рассвете, а возвращалась поздно вечером. Валилась на постель, спала несколько беспокойных часов, утром вставала, принимала душ, одевалась как робот, с полузакрытыми глазами, и отправлялась на съёмку, в Long Island Castle в далёком 9 дистрикте Сайгона.
Этот псевдо-замок, выстроенный посреди зарослей в бедном местном квартале — популярное место для мероприятий, свадеб, фото- и киносъемок. Он был большим и безвкусным. В саду был небольшой бассейн, беседки и изобилие аляповатых статуй разных форм и стилей. Кроме них по саду были разбросаны группы камней, группы керамических жаб, а вдоль стены, идущей от массивных главных ворот — длиннейший ряд керамических лебедей, которые, служили странными горшками для цветов. В довершение картины, нам попалась группа праздношатающихся грязных овец, собак и даже одинокая лошадь, встречающая посетителей ржанием. Каждое утро автобус останавливался у ворот, водитель давил на клаксон и из недр «предбанника» выскакивал охранник. Он отодвигал тяжелый засов из полированного дерева, держащий створки, и медленно отворял тяжелые ворота для машин, автобусов и грузовиков со съемочным оборудованием.
В центре замка была огромная зала в два этажа, и гостевые комнаты, где посетители могли оставаться на ночь. В момент съёмки в них размещались коробки с оборудованием, костюмерные и гримерные. В зале горели все до одной люстры, а вдобавок к ним — мощные софиты. Из-за этого там было жарко, как в аду.
Каждое утро начиналось с того, что мне выдавали моё собственное длинное чёрное платье, которое у меня отобрали в конце первого же дня для того, чтобы я его дома не забыла и не нарушила “continuity”. Потом меня красили, a так как с моей ультра короткой стрижкой, укладывать мне волосы было не нужно, меня отпускали, чтобы заняться остальными девушками на высоких каблуках и в коктельных платьях. Им всем предстояли замысловатые прически и мощный макияж. Этих девушек мне было очень жаль, особенно тех, на которых были тяжелые платья, расшитые бисером и блестками, платья того типа, в которых кусаются швы и от которых чешется шея. В фильме они все играли жен миллионеров, которые во время съемок должны были прогуливаться по залу под руку со своими богатыми мужьями, вести светскую беседу, пить фальшивое шампанское и смотреть нелегальный боксерский матч.
Все страшно потели и каждую минуту, когда камера не снимала или не смотрела в их направлении, актёры вытирались салфетками и платками и обмахивались ладонями, веерами и другими возможными и невозможными предметами.
Единственный, кто не потел, похоже, был эксцентричный режиссёр из Болливуда Питер Хэйн. Каждый день он появлялся в новом экстравагантном ансамбле, щеголяя бесконечным количеством костюмов и пиджаков, некоторые из которых были расшитыми и напоминали гусарские мундиры и наряды дрессировщика в цирке. Из-под них выглядывали необычные рубашки с длинными рукавами, на ногах — ковбойские сапоги или туфли ярких цветов с загнутыми носами. Все его наряды были немыслимы в такой адской жаре, но, похоже, это ему не причиняло никакого неудобства. Его черные волосы были уложены в крутую блестящую волну, а зубы были такими белоснежными, что ослепляли. Когда он улыбался, у меня было подозрение, что их у него определенно больше чем 32. Энергия из него била ключом. Мы все прерывались на отдых, он почти вообще не останавливался. Поздно вечером, когда все уже еле передвигали ноги и не могли думать ни о чём, кроме своей постели, он всё еще был полон энтузиазма, его прическа была так же свежа, как и 10 часов назад, и повсюду отдавались эхом его выкрики «Take!» «Take!» «Take!» «Cut!»
Эпизоды в «замке» были последними в фильме «Sám Hối», который должен выйти на экраны Вьетнама, Индии и Китая в конце этого года. Мы участвовали в съемках финала, его кульминации — жаждущая крови толпа миллионеров смотрит последний бой.
Мне не сообщили ничего о том, что я должна буду играть. Я притащила кучу разной музыки и выяснилось, что Ноктюрны Шопена не подойдут к боксёрскому матчу. И что я должна играть попсовый «Eye of the Tiger». Нот у меня не было, ассистент срочно умчался на велосипеде, вернулся с отпечатанными листами, я села с ними за рояль и не останавливалась четыре дня и одну ночь.
На третий день камера снимала крупным планом мое лицо и руки. Ассистент снова и снова возвращался к роялю и уже в который раз полировал его до зеркального состояния. По инструкции режиссера и под пристальным оком камеры, я должна была запрокидывать голову, закрывая глаза от страсти, которую я совершенно не испытывала к Eye of the Tiger, но, все-таки смогла, после нескольких дублей. Режиссер стоял рядом со мной, показывая мне как именно я должна была запрокидывать голову и подбадривал меня словами: «Не важно, что ты играешь, неважно если ты попадёшь не на те клавиши, позднее, в студии на тебя всё равно звук наложат».
У нас была своя комната с мощным кондиционером, где мы могли отдыхать между дублями. Комната с огромной кроватью и с дополнительным бонусом — собственным туалетом. Нас в этой комнате было 10 человек, что являлось роскошью, учитывая что все остальные статисты набивались в две оставшиеся комнаты, как сельди в бочку. Нас же там было всего 10 обитателей: режиссер, продюсер, два актёра (местные знаменитости), несколько второстепенных актёров и я. Kроме того, иногда заходили другие, как например симпатичный гримёр, который приходил отжиматься в углу под нашими любопытными взглядами или помощник режиссёра, кипятивший чайник для нескончаемых чашек чая и кофе.
Каждый свободный от съёмок момент, я, сняв туфли, бросалась назад из жаркого ада в её спасительную прохладу и спокойствие. Садилась, закрывала глаза и думала: вот оно, блаженство!
Возвращаясь после перерывов к роялю, я всегда находила под ним, а также вокруг го ножек пять-шесть вьетнамцев-статистов, лежащих прямо на полу, как котики на причале. В бальных платьях и костюмах. Незаменимое вьетнамское умение расслаблятся неважно где и неважно как.
Я уже слышала, а теперь могу подтвердить, что на съемках фильмов всегда много сидишь и ничего не делаешь, только ждёшь. И ждать иногда надо так долго, что становится скучно. Один из актёров, который снялся где-то в 300 фильмах, к этому сидению явно привык. И довёл искусство ожидания до совершенства. Он приносил свой раскладной стул, подушку для шеи, маску для сна, раскладушку, и даже жену, которая на ней возлегала. Вообщем, располагался как дома, при этом не занимая много места.
Часы ожидания мне помогал скрашивать добродушный австралиец, который играл мастера церемоний в последних кадрах, и который стал моим другом. Он был большим и толстым, и каждый раз когда он выходил на ринг под софиты даже на 10 минут, он возвращался таким мокрым, как будто его окатили водой из ушата. С него снимали рубашку, сушили её феном, (для этого был вызван специальный человек), поправляли съехавшей микрофон на груди, снова одевали рубашку и опять отправляли на ринг, в адскую жару под электрические лампы.
Главный герой и его опоннент в последних кадрах фильма (боксёр-африканец, приглашённый из Швеции), во время сьемки осыпали друг друга ударами на ринге, а в перерывах мирно делили большую кровать в нашей комнате отдыха. Один в наушниках слушал музыку, другой смотрел в телефон, пока его гримировали. В последний день в перерывах он возлегал на подушках, а гримёр рисовал ему свежие ссадины и кровоподтёки. Чем ближе был конец съемок, тем их количество возрастало.
В самый последний день, который плавно перешёл в ночь, растянувшуюся до самого раннего утра, когда взошло солнце, мы наконец-то услышали заветные слова, которые мы так ждали, волшебные, замечательные слова: «Всем спасибо, съемка закончена!»
По дороге домой, в автобусе, полном уставших до смерти, притихших статистов, я смотрела в окно на просыпающийся Сайгон и мне хотелось плакать от облегчения. Да уж, нелегка жизнь актёра!
Скорее всего, в конце, после монтажа, в фильме останется только 5-секундный кадр моих рук (и то, это если повезёт), но мне всё равно, я замечательно провела время и уже готовлю попкорн.
Наконец-то переезды с места на место на время закончились, чемоданы временно разобраны, вещи развешаны и уложены по полкам и даже облюбованы места, где можно поесть и выпить коктейль на закате. А также обнаружено место, где выпекают приличные французкие багеты.
Я скучаю по Азии. Я там избаловалась. Я там привыкла к замечательной, разнообразной, настоящей азиатской еде. И теперь для меня назад дороги нет. Теперь я не соглашаюсь на компромиссы под названием Американо-Китайская и Британско-Китайская кухни. И поэтому мне совсем непонятно, почему я не отправилась на поиски настоящей азиатской еды раньше. Хотя очень даже понятно: 
На прошлые выходные мы отправились в сторону Орлеана чтобы прокатиться на каноэ вниз по реке Луара, а также увидеть замок Chenonceau. И какой замок! Построенный через реку, словно плывущий по воде, с одной стороны окружённый красивым парком, а с другой — золотым осенним лесом. Внутри — обычные атрибуты королевских жилищ этой эпохи: старые гобелены, маленькие, почти детские 
Пока туристы ставят галочки в списках достопримечательностей, стекаясь к Эйфелевой башне, Кафе De Fleur, Лувру и Базилике Sacré Coeur, некоторые районы города обделены их вниманием, поскольку не соответствуют глобальному имиджу Парижа, как красивого и романтического города.
ruinkandtrufflecom.wordpress.com 